«Наука – это совсем не то, что я себе воображал»: интервью с первым в стране незрячим студентом-химиком Даниилом Гараниным

Как у тебя прошла зимняя сессия? Какой предмет оказался самым трудным?

Математический анализ, я за него получил тройку. Тут в принципе сюрпризов не было: сам экзамен достаточно простой, потому что предмет у нас уже три семестра идет, и мы с преподавателем оба понимали, что я знаю матан, но знаю на тройку. Так что все прошло довольно предсказуемо: вытянул билет, ответил. Гораздо тяжелее было с физической химией, я ее сдавал полтора часа. Дело в том, что у этой дисциплины большой математический аппарат, студенты фактически выводят формулы в письменном виде, сделать то же самое устно очень сложно. Кроме того, трудно отвечать билет, не опираясь на графики и картинки. Я надеялся, что мне подобные вопросы задавать не будут, и сделал упор на теорию. Тройка стала неприятной неожиданностью, но она не идет в диплом, надеюсь, в следующем семестре получу четыре. И по матанализу тоже хотелось бы иметь четверку. Наверное, сейчас диплом без троек – это моя цель.

Даниил Гаранин

А что с остальными экзаменами?

Физику я сдал на четыре, хотя мне попался не очень удачный билет: оба вопроса оказались достаточно графическими. Я своей оценкой доволен, мне кажется, она справедлива. Легче всего прошла аналитическая химия, там не было никаких неожиданностей.

Какие у тебя в целом впечатления от учебы? Оправдал ли факультет твои ожидания?

Полностью оправдались мои представления о преподавателях. МГУ – это, конечно, в принципе высокий класс преподавания, а на химфаке особенно контактные и дружелюбные профессора, которые готовы помочь в случае необходимости, тут я полностью удовлетворен. Еще у нас хорошие кафедры и большие возможности для исследований.

А какие из возникших трудностей оказались самыми неожиданными?

Я не представлял, что так мало буду усваивать на общих лекциях. Преподаватели часто используют слайды, что-то пишут на доске. Поэтому на некоторых лекциях я просто сижу, например, на матанализе. Хотя знаю, что в принципе незрячим как-то его освоить реально, например, у нас в школе преподавал Сергей Николаевич Жуковский, и он в свое время все это выучил, но по-моему, это своего рода героизм. Я так просто не могу.

И как ты выходишь из ситуации с лекциями?

Поначалу записывал их на диктофон, но оказалось, что это бесполезно: они длинные, переслушивать их полностью просто физически некогда. Да и не все преподаватели готовы читать под запись, а если класть диктофон рядом с собой, то стук клавиатуры заглушает голос лектора. К тому же, проблемы того, что я не вижу написанного на доске, это не решает. Но преподаватели дают мне дополнительные материалы, часть рисунков распечатывает на 3D-принтере моя школа. А в Центре педагогического мастерства мне помогают с pdf-файлами: их преобразовывают в формат ТеХ. Дело в том, что если в документе встречаются какие-то формулы или отсканированные картинки, то озвучивающая программа на моем компьютере с ними просто не справится или что-то прочитает неправильно, например, переменную «х» заменит на русскую «ха». А после конвертации в ТеХ все их содержимое читается компьютером, можно его прослушать или использовать дисплей Брайля. Его мне, кстати, тоже выделил факультет. Я этим прибором пользуюсь не очень часто, но некоторые вопросы действительно проще разбирать с его помощью.

Когда ты поступил на химфак, писали, что для тебя будет разработана специальная программа обучения. Можешь рассказать, что в нее входит?

У меня всегда есть отдельные семинары по химии: в прошлом году, например, я ходил на занятия по неорганике. Что интересно, у меня был слабовидящий преподаватель, Константин Олегович Знаменков, он частично потерял зрение из-за взрыва банки с калием во время эксперимента. Решили, что он сможет как-то передать мне свой опыт, и действительно, все было достаточно продуктивно. Мы с ним занимались год, всю программу очень хорошо прошли, на экзамене я получил пять.

В этом году у меня были индивидуальные семинары по матанализу, но они проводились нерегулярно, сложно было составить расписание: математики – достаточно занятые люди. По физической химии дополнительного семинара у меня нет, но я выхожу из положения за счет практикумов: пока остальные решают задачу, преподаватель мне что-то объясняет. Таких консультаций у меня было много, поэтому и тройка за экзамен меня несколько расстроила.

А как обстоят дела с семинарами?

Семинары у нас общие, так что тут бывает какая-то помощь именно в индивидуальном порядке. На некоторых предметах мне проще, например, на английском: там я могу работать со всем, кроме текстов. На семинарах по русскому я тоже работал, хотя мне не очень нравится, как этот предмет преподают в технических вузах. Сама программа довольно поверхностная и неэффективная: мы, например, разбирали большую тему «Русский язык в эпоху глобализации», хотя могли бы плотно заняться научным стилем, правилами написания курсовой. Но это проблема не только химфака: я смотрел в сети, никакого прикладного учебника по русскому для технарей не существует. А хорошо бы, чтобы он был.

Еще в этом году у нас идет история, я ее не очень люблю, потому что она полностью копирует школьный курс, только в углубленном виде. И вот эта система, когда ты дважды учишь все, начиная с Рюрика, в школе, а потом еще раз – в университете, сильно угнетает.

Я люблю олимпиады, часто вспоминаю о них, смотрю в интернете новые задания и придумываю свои. Причем химией не ограничиваюсь: у меня есть задачи по математике и физике, есть и шахматные, и просто ребусы

Давай тогда поговорим о практических занятиях. Как они у тебя проходят?

За первый год мои однокурсники провели больше 60 экспериментов, а я – шесть, но тем не менее, какая-то практика у меня была. Например, я собирал аппарат для получения хлора: мне дали колбы, шланги, пробирки, воронку, и всю основную часть я выполнил. По-хорошему, его еще нужно отладить: запустить и проверить, что он работает, что нет протечек и так далее. Во время курса неорганики я проводил титрование: капал титран из бюретки в колбу, а ассистент говорил, какие происходят визуальные изменения. Ассистируют мне всегда аспиранты, одного в лаборатории меня никто не оставит. Еще я проводил опыт по получению чистого металла методом алюмотермии: берется алюминиевый порошок, порошок оксида менее активного металла, все это смешивается, потом в смесь вставляется магниевая проволока и поджигается. Все это остывает, получается сплав, который нужно разбить молотком, чтобы очистить каплю металла от шлака. Молоток мне не доверили, хотя я об этом просил. Но я сделал все, что было безопасно, и ответил на теоретические вопросы по практикуму.

Можешь описать свой обычный день в университете?

Родители завозят меня по дороге на работу, в 9 утра. Если первой пары нет, я сижу в столовой, пью кофе, там хорошо ловит сеть. Потом кто-нибудь из учебной части отводит меня на пару. Личные семинары, как правило, стоят вне расписания: либо в начале учебного дня, либо в конце, а аналитической химией я занимался вместо физкультуры. На нее я не хожу, пишу по ней рефераты, хотя надеялся, что мне зачтут шахматы, я все-таки перворазрядник, почти получил КМС. На обед иду с ребятами: у нас хорошая столовая, готовят тут вкуснее, чем на физфаке. Потом четвертая пара, обычно в день их не больше пяти. После занятий иду в учебную часть либо в холл и жду, когда меня заберут родители. Жаль, что столовая вечером не работает, там сидеть лучше. Если у нас пять пар, то ждать нужно еще час, если четыре – то 2,5 часа, либо ехать на такси. Я пробовал возвращаться домой с мобильной службой метро, но оказалось, что это не очень удобно: бывает, что после занятий я задерживаюсь, подхожу к преподавателю с какими-то вопросами, а сотрудники службы ждут всего 15 минут, у них заявки, график. Так что проблем тут оказалось больше, чем выигрыша.

Олимпиадный опыт как-то помогает тебе в учебе? Может, благодаря соревнованиям тебе удалось развить какие-то полезные черты характера?

Олимпиады очень развили творческое мышление, расширили мой кругозор, это помогает при выборе темы курсовой, например, и дает хороший задел на будущее. Но олимпиады – это все-таки скорее не учеба, а имитация научных задач. С точки зрения боевых качеств, усидчивости, работы с информацией гораздо больше мне дали шахматы, да и занимался я ими дольше. Долгие партии хорошо дисциплинируют ум. Многим детям нравится играть блиц, потому что тут ты получаешь результат за пять минут, а я всегда был тугодумом, да и мой тренер был категорически против того, чтобы я начинал с «быстрых» шахмат. И сейчас я считаю, что он прав.

Не могу сказать, что шахматы помогают мне конкретно с химией. Они все-таки рассчитаны на поиск решения при очень ограниченных ресурсах, это скорее сближает их с математикой. А наука работает по-другому: на основе имеющейся информации выводится закономерность, строится какая-то прорывная теория.

Чем бы ты в идеале хотел заниматься в будущем?

В идеале я бы хотел остаться в МГУ. Может быть, читал бы лекции, где не нужно что-то показывать, например, курс радиационной безопасности на кафедре радиохимии. Когда я поступил, мне предлагали пойти на историю химии. Но у этой кафедры не слишком блестящая репутация: студенты говорят, что туда идут двоечники, которые не могут заниматься «настоящей» наукой. Технари, понятно, считают, что историк химии – это никакой не химик. Но сейчас я несколько изменил свое отношение к этому вопросу. Во-первых, это действительно интересная дисциплина: поиск закономерностей, тенденции, человеческие судьбы. Кроме того, она очень полезна, потому что история любой науки помогает избегать ошибок в будущем.

Еще я, конечно, мечтаю участвовать в организации олимпиад. Я люблю олимпиады, часто вспоминаю о них, смотрю в интернете новые задания и придумываю свои. Причем химией не ограничиваюсь: у меня есть задачи по математике и физике, есть и шахматные, и просто ребусы. Кажется, что все это очень разные сферы, но на самом деле, тут гораздо больше сходств, чем различий: меня привлекает красивая композиция и оригинальные ходы, а они могут встречаться где угодно.

Как я понимаю, во время поступления тебя интересовала еще и квантовая химия. Сейчас что-то поменялось?

На первом курсе мне казалось, что она так и останется моей несбывшейся мечтой: в этом направлении много картинок и графиков, нужно работать с большими объемами данных. А в этом году все внезапно получилось. Вот как это произошло: я решил писать курсовую по сверхтяжелому элементу дубнию, пришел со своей идеей на кафедру радиохимии, но меня перенаправили на кафедру физической химии. Тут я как раз смог заняться своей темой, причем с позиции квантовой химии.

Сейчас я работаю с Александром Сергеевичем Беловым, интересно, что мы с ним познакомились еще во время моей учебы в школе: он тренер московской сборной на Всероссийской олимпиаде. Так что он уже знает, как со мной заниматься. Мы обсудили все нюансы курсовой, и он выработал приемлемый метод взаимодействия. Мой научный руководитель загружает данные в специальную квантово-механическую программу и передает мне уже отредактированный файл в нужном формате. Я пишу программу на Питоне, которая обрабатывает полученную информацию, и решаю поставленную в курсовой задачу. Думаю, в дальнейшем продолжу развивать этот подход. Таким образом мне удалось сочетать занятия радиохимией с квантовой химией. Правда, к сожалению, пока ни о какой одиночной работе речи не идет, во многих моментах мне требуется помощь.

Даниил Гаранин и Александр Белов во время подготовки к Всероссийской олимпиаде по химии

Помимо химии ты много времени посвящаешь литературе. У тебя никогда не было сожалений о том, что ты выбрал химфак, а не филологию, например?

Я думаю, что химфак в любом случае не мешает литературе. Это, конечно, препятствие к написанию романа: если бы не учеба, он бы уже был готов, на него требуется много времени. Но пробелы со стихами у меня бывают только в тяжелые периоды, например, на сессии. А так учеба им не мешает, потому что стихи не расходуют тех ресурсов, которые на химию идут, в отличие от шахмат, например. Шахматы и химия конкурируют за один и тот же ресурс моего мозга, а стихи и химия не конкурируют.

Может, даже как-то подпитывают друг друга?

Возможно. Я недавно выложил в сеть сборник стихов о химии, правда, химикам его не показываю, потому что там все очень художественно и не очень химично. Кстати, у нас в группе есть второй поэт, мы с ним пытались поговорить о книжках и поэзии, но не сошлись.

Я бы хотел написать о шахматах, и даже не о простых, а о слепецких, потому что тут действительно есть какая-то драма, но пока для этого нет нужных слов, не получаются ни стихи, ни рассказы. Раньше мне вообще не нравилась идея быть кем-то для своих: слепой пишет о жизни слепых, учит слепых. И сейчас у меня тоже есть самый простой путь – стать учителем химии в школе для незрячих. Но я этого не хочу. В нашей школе химия никому не нужна, а быть учителем бесполезного предмета – самое грустное на свете дело. Понятно, что слепые дети химией заниматься не будут, как бы я ее ни преподавал.

Но ты же занялся.

Я занялся, но это было совсем по-другим причинам, не из-за школы. Так что моя антимечта – это как раз преподавать химию в школе.

Ты не думаешь о втором высшем в направлении литературы?

О втором высшем думаю, но мне больше нужна не литература, а философия. Мне это близко. Существует даже философия химии, но на мой взгляд, это уже перебор с теоретизацией: я читал труды по этой дисциплине, очень странное чтиво. А заниматься чисто литературой в университете не вижу большого смысла. Тебе там навязывают шаблоны письма, ничего личного не остается. К тому же, я с таким же успехом могут открыть программу вуза, пройти ее полностью, прослушать лекции, но сдавать экзамен по литературе нет никакого резона.

Зрячие идут в периферийные вузы потому, что им кажется, что на серьезные им не хватит баллов или знаний, а незрячие – потому что боятся, что «в МГУ точно будет сложнее». На самом деле, сложнее будет в периферийном вузе, потому что возможностей помочь незрячему там гораздо меньше

Можешь дать какие-то советы незрячим школьникам, которым хочется заниматься наукой, но они очень сомневаются, стоит ли?

Во-первых, и это касается не только незрячих, хочется предостеречь поступающих от полумер: если идти на химию или физику, то нужно найти хороший вуз. Зрячие идут в периферийные вузы потому, что им кажется, что на серьезные им не хватит баллов или знаний, а незрячие – потому что боятся, что «в МГУ точно будет сложнее». На самом деле, сложнее будет в периферийном вузе, потому что возможностей помочь незрячему там гораздо меньше. Плюс преподавательский и управленческий состав в МГУ лучше, все вопросы решаются достаточно эффективно и оперативно. Кроме того, тут просто работает принцип больших чисел: если есть один инвалид и одна организация, то чем больше в ней сотрудников, тем выше вероятность того, что кто-то из них окажет помощь. Например, на каком-нибудь маленьком химфаке может быть условно две лаборатории и четыре преподавателя химии. А у нас только кафедр 40, а лабораторий и сотрудников бессчетное количество. И вероятность того, что хоть куда-то тебя возьмут, гораздо выше. Пусть даже на историю химии, опять же, такая кафедра есть далеко не во всех вузах. Вообще довольно широко распространена мысль о том, что инвалиду хорошо бы сесть в какую-нибудь маленькую организацию на тихое местечко. Но я наоборот думаю, что интеграция инвалидов в больших организациях более эффективна. Поэтому надо пробовать. Тем более, в тот же МГУ незрячие могут поступить по льготе, а если даже по льготе трудно, то нужно задуматься о собственных возможностях в плане обучения.

А рекомендаций по поводу того, идти в науку или нет, я больше не даю, хотя раньше советовал очень охотно, все время рассказывал, как это классно. Но когда начал учиться в университете, оказалось, что наука – это совсем не то, что я воображал. Хотя и разочарования у меня тоже не было: я довольно творческий человек, и мне кажется, что желание что-то создавать тут необходимо. Ведь научный подход – это именно изобретательность, когда человек что-то переосмысляет. Но вообще выбор профессии – это очень личное. Думаю, если бы существовал объективный способ определить склонности человека, не только незрячего, человека вообще, то у нас был бы совсем другой социум.