Кроме того, мы боялись, что к нам в музей не пойдут: на тот момент он был не так разрекламирован, как Дарвиновский или Биологический, многих отпугивало слово «научно-исследовательский» в названии, и они проходили мимо. Хотя наш музей – один из старейших российских музеев естественного направления. Общий объем его научных коллекций оценивается приблизительно в 10 миллионов экземпляров, это тринадцатое место среди аналогичных собраний мира и второе – среди университетских музеев. В трёх залах и в небольшой исторической экспозиции представлены почти 10 тысяч экспонатов — от одноклеточных животных до крокодилов, тигров и человекообразных обезьян. И нам не то, чтобы хотелось обогнать других, нам хотелось быть достойными нашей истории: в 2016 году Зоологическому музею исполнилось 225 лет. Когда мы стали участвовать в «Музеях. Парках. Усадьбах», к нам активно пошел посетитель, у нас начали заказывать экскурсии, о нас узнали больше школ, ведь олимпиада – это отличная бесплатная реклама среди школьников. В этом году к нам пришли больше 17 тысяч олимпиадников, это говорит о том, что мы интересны посетителям. Да и как тут не быть интересными, ведь в наших залах можно посмотреть на животный мир Австралии, Африки, Америки! И у нас представлены не только современные животные: прямо в фойе наших посетителей встречает скелет шерстистого мамонта, у нас есть наиболее полный скелет стеллеровой коровы, странствующий голубь, где сегодня еще их увидишь? Только у нас, потому что мы такие научные и такие старые.
Прежде, чем пойти в музей, ребята проходят заочный тур, а с ним не справиться без ознакомления
с нашим сайтом, куда мы выложили информацию об истории музея и рассказы о наших «знаменитых» экспонатах. Например, у нас есть бегемот из фильма «Гараж» Эльдара Рязанова. А еще в нашей экспозиции много животных, которых мы получили из московского зоопарка, и о них написаны интересные книги: лев Чандр, носорог Монька, бегемот Гаспар. Я вообще всегда всем говорю, что наш музей – это такой зимний зоопарк, ведь зимой в обычном зоопарке холодно, животные прячутся, особо никого и не увидишь: кто спит, кто – в теплом помещении. А у нас в музее – пожалуйста.
А каким образом составляются вопросы для олимпиады?
Мы прорабатываем задания для каждой возрастной группы, перетасовываем их по миллиону раз, следим, чтобы они не были ни чересчур простыми, ни чересчур сложными, это довольно тонкая грань. Первые вопросы мы делаем разминочными, чтобы не напугать ребенка. Если он легко ответил на первый вопрос, это его воодушевляет, он даже, бывает, начинает задаваться перед родителями: «Не мешайте мне, я сам все буду делать». Это очень хорошо мотивирует наших участников, и постепенно задания становятся все сложнее. Мы составляем вопросы таким образом, чтобы присутствовала смена деятельности. У нас есть вопросы на разглядывание, на внимательность: скажем, ребенку нужно сравнить два экспоната и понять, чем они отличаются друг от друга или чего не хватает у соседа (например, у кулана резцы и на верхней, и на нижней челюсти, а у лося, который стоит рядом и вроде бы очень на него похож, на верхней челюсти резцов нет). Очень важно, чтобы ребенок умел «читать» экспонат. Есть задания на исправление ошибок – мы допускаем ошибки в описании того или иного экспоната и ребенку надо их исправить, глядя на него. Если он находит правильный ответ, то начинает гордиться еще сильнее и повышает самооценку. Еще в этом году мы в младшую группу запустили вопросы на размышление: мы даем вопрос, некие маленькие подсказки в виде тестов, но найти ответ, просто разглядывая экспонат, тут не получится – нужно и самому подумать. Конечно, ребенку хочется поскорее подбежать к кому-то из взрослых и узнать, правильно он ответил или нет, поэтому при приеме работ мы с удовольствием общаемся с ребятами. Мы думаем, что очень важно стимулировать их к самостоятельному изучению научной экспозиции, которая порой кажется сложной и непонятной. К концу олимпиады мы обязательно приурочиваем какой-нибудь экологический праздник, чтобы у детей, которые прощаются с нашим музеем на какой-то период, он остался в памяти и в сердце. Поэтому 31 марта у нас проходит День птиц: это очень красивый праздник с песнями, с птичьим щебетанием, мастер-классами, викторинами, квестами, и, конечно, обязательно с подарками!
Ваш подход к заданиям как-то менялся за годы участия? Может, вы от каких-то концепций
отказывались или, наоборот, вводили что-то новое?
Вначале у нас были очень простые задания, нас за это даже немного журили. Например, для первого класса были вопросы вроде «Сосчитай, сколько яиц в гнезде гаги». Нам говорили, что это очень простые вопросы. Но гагу ведь тоже надо найти! И в задании мы не писали номер витрины. Значит, нужно пройти огромное количество птиц, не одну тысячу, и найти эту гагу, это уже не так просто. Но чтобы не обижать наших участников, мы стали делать вопросы посложнее, но зато указывать номера витрин, чтобы они не теряли время на поиски экспонатов, а подольше на них посмотрели и подумали.
Конечно, у нас бывают недочеты, и мы на них учимся. Например, в этом году нас критиковали за вопросы для 10-11 класса. Мы подумали, что ребята уже взрослые и умные и обязательно справятся с нашими заданиями, но в результате они давали правильные ответы на сложные вопросы, а вот с простыми возникали трудности. Например, у нас был вопрос: «Сосчитайте, сколько зубов на верхней челюсти у слона». Из старшей возрастной группы было где-то 50 работ, и только в 10 из них ребята дали правильные ответы! На самом деле, у слона два мощных жевательных зуба на верхней челюсти, но ведь и огромные бивни – это тоже зубы, и вот их очень многие старшеклассники не посчитали. И мы поняли, что вопрос-то несложный – мы его раньше задавали первоклашкам и все отвечали правильно – а в 10-11 классе ребята уже и считать разучились! Да и в принципе они, в основном, не очень много баллов набрали: по 20-25 из 50. Так что теперь мы пересматриваем вопросы для этой группы: видимо, старшие ребята уже подзабыли зоологию, они уже ориентируются на какую-то свою дальнейшую профессию, так что и вопросы им нужно задавать довольно простые.
А кто придумывает вопросы?
Я придумывала их четыре года. В этом году задания составляла наш ведущий методист Евгения Лазарева, у нее свежий взгляд, это тоже было важно, поэтому и вопросы кардинально поменялись. Но я тоже вношу какие-то свои коррективы. А проверяю работы только я. Наверное, очень героически, потому что, например, в этом году у нас было 6142 работы по десять вопросов! Я даже не смогла сама их переместить на первый этаж, просила коллег-мужчин, чтобы они мне помогли. Но проверка меня не утомляет, потому что каждая работа индивидуальна. Бывает, конечно, что дети приходят классами, делятся на группы, списывают, и вот этот момент очень удручает, особенно когда преподаватель дает своим ученикам такую возможность. Мы в таких случаях часто подходим и говорим, что дети учатся, не нужно учить их списывать. Раньше такое чаще встречалось, сейчас дети уже привыкли к формату олимпиады, научились сами читать экспозиции, лучше ориентируются, так что теперь реже такое бывает, чтобы учитель или родитель решал задания за детей.
За эти годы был ли какой-то самый запоминающийся вопрос, на который, возможно, так никто и не ответил?
Пожалуй, такого, чтобы никто не ответил, припомнить не могу. А если говорить про запоминающиеся, то я уже упоминала вопрос, в котором нужно сравнить верхние зубы у кулана и у лося. Что только не пишут! И про строение зубов, и какие они: широкие-узкие, по сколько они сантиметров, начинают перечислять все, что лось этими зубами ест, залезают в интернет…
Очень далеко уходят, да?
Да, пишут огромные трактаты в каждом задании, хотя мы специально придумываем вопросы, на которые можно ответить односложно. Ребята приходят без планшетов, писать у нас не на чем. Тем не менее, некоторые строчат целые сочинения, почерк у всех разный и читать это порой очень сложно, о грамотности я уже и не говорю, но если в ответе есть хотя бы намек на правильные первые буквы ответа, я уже засчитываю это задание. Все-таки всегда стараешься встать на сторону участника, потому что и слезы бывают, и родители порой очень жестко себя ведут с детьми, это тоже огорчает, так что пытаешься подбодрить ребенка и успокоить его маму.
То есть, родители как-то намекают своему ребенку, что недовольны тем, как он задания выполняет?
Да, бывают родители, которые детей постоянно одергивают: «Иди туда, посмотри сюда, написал плохо, переписывай!» Меня всегда расстраивает, когда я вижу, что ребенок сидит и переписывает на чистовик: он же еще младшеклассник, пишет медленно, для него эти развернутые ответы сложно и сформулировать, и изложить.
Как вам кажется, в чем все-таки секрет вашего музея, почему он на первом месте, хотя и естественнонаучных музеев в Москве немало, и в принципе много сильных конкурентов?
Мне кажется, во-первых, многие посетители открывают наш музей, именно видя его в списках олимпиады. Думаю, им интересно прежде всего сходить в новое место, потому что многие другие музеи уже все изучены и знакомы, а наш Зоологический – такой загадочный и непонятный. У нас очень удачное расположение: пять минут до Красной площади, поэтому люди с окраин Москвы приезжают в центр погулять и к нам сходить, побывать в нашем старом здании, его построили в 1902 году специально для музея как часть университетского комплекса на Моховой, и оно очень живописное: у нас огромные панорамные окна, необыкновенная архитектура и внутри, и снаружи, а наши барельефы можно рассматривать бесконечно, там изображено невероятное количество животных. И, конечно, привлекает сама тема: у нас все-таки именно зоология, мы не «разбавлены» ни ботаникой, на палеонтологией, ни анатомией, и это тоже важно, мне кажется, нет равнодушных к животному миру!
Кроме того, мы очень стараемся работать над вопросами, в процессе проверки работ я вижу: 45-50 баллов, 45-50, 50, 50, 50. А если ребенок набрал 50 баллов, то почему бы ему и в следующем году не прийти или не посоветовать наш музей другу. И он тоже к нам придет за 50 баллами, а заодно и животный мир посмотрит, и что-то полезное узнает. У нас даже была такая история: в первом-втором классе есть вопрос про паразитов, детям нужно назвать самого длинного паразита человека и самого маленького (это ришта и человеческая острица). И был отзыв о том, что дети после олимпиады перестали грызть ногти и облизывать пальцы и начали мыть руки, а то сколько ни говори им, что глисты заведутся, все бесполезно, а тут они насмотрелись на наших червей и теперь думают о гигиене! Так что правильно поставить вопрос очень важно.
Думаю, свою роль играет и заочный тур: дети изучают наш сайт и видят, что наш музей сильно отличается от других. У нас большая художественная коллекция: основоположник анималистики Василий Алексеевич Ватагин работал у нас почти 30 лет и разрисовал весь музей. Посетители заходят в фойе и сразу же видят огромные панно с тигром, с медведем: при богатом воображении довольно сложно пройти мимо таких картин. А еще на сайте можно почитать истории наших экспонатов, многие из них очень трогательные, порой до слез. Например, у нас есть лев Чандр: когда его привезли в Московский зоопарк, к нему в клетку поместили маленькую собачонку по кличке Тобик, и все боялись: чем же это закончится, привыкнут они друг к другу или нет. Оказалось, что все возможно, они пять лет жили вместе, привлекали внимание посетителей, хотя лев – это мощный хищник, а Тобик – маленький пес. И вот этот лев сейчас живет у нас, и мы рассказываем его историю.
Мне кажется, у нас все немножко привыкли к тому, что музей – это такое тихое место, где можно чинно ходить, шепотом разговаривать, и на этом, в общем, и все. Как вы думаете, сейчас это представление как-то меняется?
Наш музей в этом плане очень демократичный. Приходим мы, например, в Третьяковку или Пушкинский, и там все действительно ходят чинно, не бегают, но у нас в музее, к сожалению или к счастью, детям позволено слишком много. Уже в нашем огромном фойе можно и кататься, как на коньках, и в прятки играть, и в жмурки, и в прыгалки всевозможные. Наши маленькие посетители и за витрины забегают, и отодвигают очень тяжелые стенды, мы их каждый вечер потом поправляем, потому что за день они и тут покрутили, и там повертели. Или, например, во многих музеях запрещено опираться на витрины. Мы тоже это не рекомендуем и поставили для ребят столы, чтобы удобнее было отвечать, но они их не всегда видят, а часто им удобнее переписывать что-то, стоя прямо рядом с экспонатом. И на чем же им еще писать? Мы уже не смотрим на такие вещи. Протрем лишний раз эту витрину, ничего страшного.
Но ведь это и хорошо, потому что обычно есть страх того, что «я сейчас пойду в музей, и мне будет скучно, потому что там нужно вести себя очень примерно и ничего нельзя». Думаю, отчасти поэтому детей музеи не всегда воодушевляют.
Да, и мы в этом плане как раз очень отличаемся, и наши смотрители тоже детей сильно не ограничивают. Мы сами понимаем, что выстоять 45 минут экскурсии в таком огромном помещении ребенку действительно психологически тяжело, тем более, после уроков, а если еще и запретить ему шевелиться, то это вдвойне сложнее. Поэтому мы можем тактично сделать замечание, но до какой-то меры оставляем им возможность подвигаться. И даже когда к нам приходят устраиваться смотрители из других музеев, особенно из маленьких, например, литературных или художественных, они у нас задерживаются ненадолго и уходят, им все это непривычно. Поэтому мы стараемся принимать тех, кто еще не имел опыта работы. Так что у нас даже смотрители особенные! Они готовы к этому шуму и движению. Мы в этом плане не строги, мы не можем быть строгими. Наверное, еще и животный мир к этому располагает: сам бы попрыгал и полетал, глядя на наши экспонаты.
Как вам кажется, чему вас научил опыт участия в «Музеях. Парках. Усадьбах», как он изменил вас?
Во-первых, во время олимпиады у нас очень много посетителей. Конечно, не так много, как когда наши залы открылись после реставрации: тогда у нас была очередь до Манежной площади, но тем не менее. Во-вторых, он научил нас жить в одном темпе с детьми, в общении с посетителями, сейчас нам его очень не хватает, особенно нашим смотрителям. Во время олимпиады я им пыталась помогать и немножко разгружать их, все-таки многие из них уже в возрасте. А они мне говорили: «Нет, не забирайте у нас такую интересную работу, не лишайте нас общения». И сейчас они сидят на скамеечках невеселые. Даже в отзывах кто-то написал, что наши смотрители после окончания олимпиады выглядят очень унылыми. А они просто лишены активной работы! Думаю, «Музеи. Парки. Усадьбы» научили нас терпимости... и грусти, когда нет наших участников. Наверное, ни один музей эту олимпиаду не ждет так, как мы.